Вышла в свет монография Гульмиры Шалабаевой "Евгений Сидоркин. Онтология художественного метода", посвященная 75-летию со дня рождения художника.
Как-то так получилось, что творчество такого мощного и своеобразного художника, как Евгений Сидоркин долго оставалось за пределами внимания искусствоведов. Ни одного серьезного исследования столь значимого явления, как его иллюстрации к "Казахскому эпосу", "Казахским народным сказкам", "Киргизским сказкам", роману Ауэзова "Путь Абая" ни при жизни художника, ни после так и не появилось. Тем временем многие работы его перешли в разряд хрестоматийных, легко узнаваемых, а у самого Сидоркина то и дело обнаруживаются последователи и подражатели. Перенимаются его идеи, композиционные построения, способ осмысления тем. Взять хотя бы излюбленный им и разработанный во множестве графических листов прием круга в сценах боевых схваток, поединков, казахских народных игр. На любой выставке два-три творения такого плана вам попадется, как пить дать. Впрочем, может, так оно и должно быть. Как истинный художник, Сидоркин, видимо, на порядок-другой опережал свое время, и искусствоведы не в силах были до конца осмыслить в тот момент прозорливость его идей. Ну, а коллеги - те с интересом наблюдали за творческими исканиями собрата, приобщаясь в то же время к особому, в глубь веков уходящему мировидению его и удивляясь необычности изобретенного им художественного языка.
Да, Евгений Матвеевич рано ушел из жизни, и, словно предчувствуя это, торопился сделать как можно больше. Темы брал масштабные, пласты поднимал мощные, историю ощущал на уровне генетической интуиции, мышление имел эпохальное, со временем был на "ты" и извлекал из него уже утраченные было для нас, сегодняшних, картины и образы далекой старины. Прошлое под его рукой обретало силу и живую, нам понятную интонацию. Все это было так. Но говорят же, что большое имеет свойство видеться на расстоянии. Вот оно и увиделось. Глазами доброго и любящего искусство человека, собирателя прекрасных художественных творений в своей частной галерее "ОЮ", уверенно владеющего искусствоведческим пером доктора философских наук, профессора Гульмиры Шалабаевой. Вышла в свет ее монография "Евгений Сидоркин. Онтология художественного метода", посвященная 75-летию со дня рождения художника.
"Онтология" - это слово о сущем, учение о бытии, его основах, принципах и структуре. А значит книга эта о том, что представляет собою творчество Сидоркина, на чем основывается оно и какими средствами осуществляется. То есть, как говорит Гульмира, та самая попытка целостного осмысления всего наследия мастера. Аспектов опыт этот предполагает множество, и если не все, то основные из них здесь прослеживаются. Отправной точкой взят, казалось бы, далекий от самого героя вопрос о взаимоотношении и взаимовлиянии разных культур. Он, прямо скажем, довольно общий, если не сказать - планетарный. Но именно в его свете, по мнению автора, лучше всего просматривается такая величина, как замечательный график Сидоркин, всю жизнь проработавший в казахской, а если еще точнее - в тюркской теме.
Книга написана на стыке двух наук - философии и искусствоведения. По сути, это философия искусства, и потому биографических сведений о самом художнике (детство, прошедшее в Москве, Каунасе, Казани, Казанское художественное училище, Художественный институт им. Репина в Ленинграде) в ней ровно столько, сколько нужно для того, чтобы понять природу его интереса к искусству в целом и искусству Казахстана, в частности. "Откуда в русском человеке, - задается вопросом автор, - рожденном и воспитанном в рамках собственной культуры, столь прочувствованное понимание инонациональной культурной традиции? Как объяснить феномен глубокого проникновения в культуру Азии - настолько тонкого, что Евгению Матвеевичу удалось выявить и выразить различие между казахской и киргизской культурами, на первый взгляд, очень близкими по духу?". Задается вопросом и тут же отвечает: "Я думаю, это объясняется, во-первых, наличием концептуального взгляда на традиционную культуру как таковую, характер ее развития и, в конечном счете, глубокие познания истории народов. А, во-вторых, Россия всегда была близка к Азии не только геополитически, а еще и потому, что, как писал известный русский философ, апологет евразийской идеи Н. Бердяев, "русский народ по своей душевной структуре - народ восточный".
Размышляя о творческом, принявшем восточные черты менталитете Сидоркина с его "подлинно эстетическим началом", благодаря которому "произошел онтологический скачок" в иную культурную среду, Гульмира Шалабаева считает, что этому способствовал широкий круг интересов, любознательность и увлеченность художника, интуитивное понимание, где лежит истина, и настойчивый поиск ее. Не последнюю роль в творческом выборе Евгения Матвеевича сыграла и судьбоносная встреча с Гульфайрус Исмаиловой, которая стала его женой. Произошло это в Ленинграде, где они оба учились в "Репинке". Удивительной красоты и духовной наполненности человек, изысканно-утонченный художник, Гульфайрус действительно сделала все, чтобы избранник сердца ее полюбил то, что дорого ей. Бродя с ним по набережным Невы, она живописала ему красоты Алма-Аты и гор Заилийского Алатау, приобщила к миру легенд и преданий казахского народа. Она вложила в его умные, талантливые руки разорванные когда-то кем-то нити сотканной предками духовности с тем, чтобы духовность эта хотя бы частично ожила в его будущих творениях.
Импульс, данный Гульфайрус, был впечатляющ и силен, и, безусловно, это помогло Сидоркину уже здесь, в Казахстане, когда настал момент выбирать между работой по соцзаказу, обязательному для всех творческих союзов, и - автономной, мало востребованной тогда еще историко-фольклорной тематикой. Сидоркин предпочел второе, потому как понимал, что есть вещи сиюминутные, проходящие, а есть то, что выше и ценнее так называемой злобы дня. К этому "выше и ценнее" он относил вечные темы любви, ненависти, горести, радости бытия, зависти, благородства, считая, что в фольклорно-эпической подаче они не менее современны, чем, скажем, выписанная сегодня любовь передовика производства к лучшей доярке колхоза "Светлый путь" или "Заря коммунизма". "Мне думается, - читаем мы приведенное в книге его высказывание, - что тема актуальная, сегодняшняя только тогда имеет право на существование в искусстве, если она несет в себе черты и прошлого, и будущего".
Они, эти черты присутствовали в его работах. Не прямолинейно и декларативно, а, как называет это Гульмира Шалабаева, "в мироотношении художника, в состоянии его души". То и другое мы видим в многочисленных иллюстрациях, которыми снабжена монография. Тут удивительная в своей загадочности серия "Из мглы веков", целый каскад "Веселых обманщиков", стремительные, динамичные "Казахские народные игры", прославленные в сказаниях степные батыры и романтические красавицы, герои известных народных сказок и легенд. Все это дышит, любит, страдает, борется, движется и живет. Живет в цвете, в черно-белом графическом исполнении, и, что самое главное, в той фактурной подаче, которая была свойственна временам далеких предков. Одни из этих работ наглядно иллюстрируют размышления автора книги о влиянии сакского звериного стиля на образную стилистику работ Сидоркина. Другие делают наглядным утверждение о том, что, находясь у истоков графической школы в Казахстане, он был предтечей сегодняшнего увлечения древними наскальными рисунками - петроглифами. Третьи адресуют к кулпытасам или балбалам.
Да, все это есть, и происходит оно не на голом месте, а на фоне повышенного интереса в обществе к культурному наследию прошлого. Тогда, с приходом оттепели, это была большая, мощная волна. Извлечены из недр и изучаются сокровища Иссыкского кургана, ведутся археологические раскопки Отрара, Алан Медоев исследует мангышлакскую книгу петроглифов, составляет свод памятников культуры специально созданное для это Общество, в ежегодных экспедициях ведутся записи музыкального и устного фольклора. Накопление всех этих сокровищ не могло пройти мимо пристального, на этот регистр настроенного взгляда художника. Преломившись по-своему в его сознании, оно находит оригинальное, образное осмысление во множестве графических работ на уровне высокого мастерства и больших обобщений. Так, используя конкретные зарисовки предметов из кладов Иссыкского и других курганов (бляхи, фигурные пластины, диадемы, браслеты, пронизи, накладки) для шмуцтитулов и заставок к серии "Из мглы веков", художник дает нам ключ к прочтению его стилизованных под старину и потрясающих по своему эмоциональному воздействию автолитографий "Набег", ""Битва", "Поединок", "Побоище", "Алпамыс батыр". Все эти листы представлены в книге, и каждый из них - наглядное подтверждение авторских мыслей.
Эпос, древние мифы, сказки и легенды... Приступая к "теоретическому разбору парадигмы (модели -ред.) сидоркинского мифологизма", Гульмира Шалабаева связывает его с опытом таких мастеров начала ХХ века, как Виктор Васнецов, Михаил Врубель, Николай Рерих, которые своим интересом к прошлому России, его изначальным истокам внесли в русское искусство новую, немалозначную струю. В параллель мощному передвижническому движению они создали фольклорно-эпическое направление, которое было подхвачено и развито другими художниками. Этот пример переключения на самое что ни на есть корневое, эта тяга к народным истокам нашла отклик в душе Сидоркина, а творческие искания в этой области почитаемых им мэтров послужили стимулом и поддержкой в определении сферы приложения своих сил и таланта.
В произведениях Сидоркина, отмечает Гульмира Шалабаева, "проступают несколько планов: от первого - декоративного - до глубинного, восходящего к укоренившимся в истории народа символам, к издавна возникшим и устоявшимся традициям, народной психологии". Такое становится возможным благодаря найденному им художественному методу, обозначенному термином "метафоризм". Смысл его остроумно сформулирован Борисом Пастернаком и процитирован. "Метафоризм, - писал он, - это естественное следствие недолговечности человека и надолго задуманной огромности его задач. При этом несоответствии он вынужден смотреть на вещи по-орлиному зорко и объясняться мгновенными и сразу понятными озарениями".
Итак, по-орлиному зоркий взгляд Сидоркина выхватывает из прошлого самое характерное и значительное. Затем романтическое воображение его устраняет все ненужное, второстепенное и, возведя оставшуюся суть в предельную степень выразительности, выдает образные картины. Они, эти картины, находят выражение в графике, о чем подробно говорится в книге, потому что графика по фактуре своей наиболее близка к искусству древних. Рисунок, линогравюра, литография, автолитография... Посредством них осуществляется то самое таинство, которое мы называем словом "воплощение". Благодаря им становится очевидной преемственность человеческого опыта и сопряжения культур. Гульмира Шалабаева вводит нас в творческую лабораторию художника, акцентируя внимание на том, что в линогравюре, скажем, главное выразительное средство - линия. Стремительная и легкая у Сидоркина, она в состоянии передать бег коня или полет птицы. Рассказывает автор и о нововведении Евгения Матвеевича - придуманной им скульптурной трактовке рисунка, имитирующего древние степные изваяния. Прием этот очень эффектен в его работах: лица и отдельные сюжеты как бы проступают сквозь завесу времени, и достигается это тем, что литографский камень натирается песком.
Рассмотрение художественного метода Сидоркина ведется со всех сторон. Тут ориентировка на народные вышивки, аппликации, кошмы. Тут знаменитый прием круга и свойственное Востоку ритмизированное восприятие, а значит, такое же конструирование мира. Тут влияние японской средневековой гравюры с ее постулатами о пустоте как выражении не проявленного мира форм или убеждением, что рисунок лучше оставлять незавершенным, поскольку белая поверхность - тоже часть изображения. Обозначаются также и основные ступени творческого движения художника: реалистический академический рисунок, или собственно иллюстрация, переложение казахских сказок на классическую манеру изображения, глубинное освоение пластов прошлого и поиск образно-фактурного соответствия. Прослеживая эти линии, автор книги считает, что художник создавал не стилизованный и вольно интерпретированный Восток, он вчувствывался в казахскую историю, вникал в обычаи, проникал в природу народного искусства. То есть, иллюстратор книг, Сидоркин перерастал эту свою ипостась. Его, пишет Шалабаева, можно рассматривать как настоящего продолжателя искусства евразийских кочевников, "развившего стилистику саков и сумевшего поднять ее на сакральную высоту, заполнить эпические образы философским содержанием".
Преемственность эта органично вписалась в освоение Сидоркиным материала более позднего исторического периода, нежели "мгла веков". Например, в серию автолитографий "Читая Сакена Сейфуллина" или в иллюстрации к роману Мухтара Ауэзова "Путь Абая". К этой книге Сидоркин обращался дважды. Первый раз, в 1960 году, это были линогравюры, а второй, десять лет спустя, для серии "Библиотека всемирной литературы" - автолитографии. Для первого - казахстанского - издания, Евгений Матвеевич работал еще с самим автором. "Вместе с Мухтаром Омархановичем, - читаем мы строки воспоминаний художника, - наметили узловые моменты будущих графических листов. Ему очень импонировала задумка сделать эти листы не буквально иллюстрированными, а в виде обобщенных образов". Эта обобщенность, но в уже более продуманной, углубленной форме была представлена и для следующего - московского - издания, и эта новая графическая серия, за которую (а также за серию гравюр "Аксакалы") Сидоркин был удостоен Государственной премии Казахской ССР, разошлась потом уже по всему миру, по всем издательствам.
Отработанный на казахском материале метод подачи какой-либо значительной темы органично лег у Сидоркина и на две другие фундаментальные работы. Это выполненные в технике автолитографии иллюстрации к роману М. Е. Салтыкова-Щедрина "История одного города" и серия из четырех листов на тему "Гаргантюа и Пантагрюэль" Ф. Рабле. Комментируя этот пласт сидоркинского творчества, автор книги справедливо отмечает, что "если тематика творчества художника была определена любовью к литературе, мифопоэтическому творчеству народа, то стилистическое своеобразие его гравюр навеяно древним сакским искусством, а в работе над Салтыковым-Щедриным и Рабле также и русским народным лубком".
Гульмира Шалабаева - добрый гений семьи Сидоркиных. В ее галерее "ОЮ" неоднократно проходили выставки графических работ самого Евгения Матвеевича, его жены, народного художника Казахстана Гульфайрус Исмаиловой и их сына - известного живописца Вадима Сидоркина. В 1999 году, к 70-летию Гульфайрус Мансуровны Гульмира выпустила юбилейный альбом. Творчеству Вадима был посвящен буклет. А теперь вот - ее же монография в честь 75-летия Сидоркина-старшего. Профессионально, с любовью написанная книга богато иллюстрирована и прекрасно издана. Завершая ее, Гульмира Шалабаева напоминает нам о том, что "в любой культуре действует закон воздаяния должного, переоценка ценностей, отбор лучших образцов или шедевров". Исходя из него, она приходит к выводу, что значение творчества Сидоркина "для казахского искусства громадно". Сегодня оно, казахское искусство, "немыслимо без его тонких и проникновенных работ. Любовь, мудрость и тончайший психологизм художника раскрыли тайны бытия и помогли проникнуть в душу и сердце казахского национального мироощущения и миросозерцания. Благодаря яркой индивидуальности, дарованию Мастера мы имеем возможность осознать богатство нашей национальной культуры".
Данная с дистанции сегодняшнего дня оценка эта, думается, ничуть не завышена. Она - справедлива.
2005 год.
|