 Говорят, вечнозеленые растения бессмертны. Они не подвластны времени. Не подвластно времени также большое искусство и лучшие люди его. Они живут в своих произведениях. Таким был Всеволод Владимирович Теляковский - этот удивительный человек, добрый потрясающе скромный, трепетно влюбленный в искусство, простодушный и жизнелюбивый.
Мне трудно и радостно писать о нем. Радостно, потому что я любил его и восхищался его творчеством. Трудно оттого, что жизнь его была причудлива и драматична. Ее не уложить в скупые строки.
Сын виднейшего театрального деятеля царской России, директора императорских театров, автора известных мемуаров Владимира Теляковского, Всеволод Владимирович вырос в атмосфере искусства. Его учителями были А.Я. Головин, К.А. Коровин – прославленные мастера театрально-декорационной живописи, вписавшие блестящие страницы в историю русского искусства. От них Всеволод Владимирович воспринял тонкое ощущение колорита, любовь к щедрым краскам, неисчерпаемую фантазию и острое чувство стиля. На эти особенности творчества Теляковского обратил в свое время известный французский художник Морис Дени, у которого Всеволод Владимирович учился в Париже.
– У вас действительно замечательное воображение, – сказал Дени и озабоченно добавил, – вам следует его обуздать.
Почтенный метр боялся, как бы его ученик не впал в ересь, не пошел по пути манерности, отрыва от жизни и колористического кокетничания. Страхи были напрасны. Молодой художник твердо стоял на позициях реалистического искусства и в последующие годы ни разу ему не изменял. Любить оперетту В.В. Теляковского научили Ф.И. Шаляпин и Л.В. Собинов, музыку – Н.А. Римский-Корсаков, А.К. Глазунов. Тесное общение с ними явилось неоценимой творческой школой, предопределило весь его дальнейший художественный путь как в театре, так и в живописи.
Всеволод Владимирович был одним из тех, чьими трудами строился казахстанский ТЮЗ. На заре становления театра он был его главным художником. Работа в ТЮЗе была для Теляковского праздником. С утра до ночи он не покидал театра, всегда в движении, всегда на ногах, всегда в поисках новых оригинальных решений. Он все умел делать: был и художником, и заведующим постановочной частью, и гримером, и бутафором. Сам помогал расписывать декорации. Сам помогал их устанавливать. Сам следил за тем, как сшиты костюмы, как они сидят на актерах.
Где-то возле кулис он оборудовал себе крошечный закуток, больше похожий на столярную или слесарную мастерскую, чем на мастерскую художника. Здесь он и рисовал, и готовил макеты, и даже делал выкройки для наиболее сложных костюмов. Пилил, клеил, раскрашивал – макеты получались чудесные. Пол был всегда усеян опилками, обрывками, кусочками фанеры. Пожарники были в отчаянии.
Я жил за углом в гостинице и частенько наведывался к нему. С огромным трудом мне удавалось вытащить его, чтобы накормить, напоить чайком. Он плелся за мной, стеная и охая, ворча, что только бессердечные, жестокие люди могут отрывать художника от работы.
Помню, как однажды, зайдя к нему, я увидел макеты постановки «Принц и нищий» по Марку Твену. Боже мой! Как чудесно они были сделаны! И как славно выглядели крошечные фигурки действующих лиц! Я забыл обо всем на свете. Ведь в каждом мужчине сидит мальчишка. Мы с самым серьезным видом переставляли и двигали фигурки и до хрипоты спорили о мизансценах. А потом спохватились, смущенно взглянули друг на друга и расхохотались.
Всеволод Владимирович был великим знатоком истории костюма. Он создал уникальную, единственную в своем роде коллекцию зарисовок костюмов и одежд всех времен и народов. В ней было что-то около 20 тысяч зарисовок, выполненных в цвете, с обычной для него тщательностью, нередко сопровождаемых пояснительными данными и обязательно с указанием источника, откуда перерисован тот или иной костюм. Здесь же давались указания, как и из каких материалов можно создать эти костюмы для сцены.
Всеволод Владимирович мечтал об издании альбома своих зарисовок, отобрал более трех тысяч самых нужных из них. Он подготовил их к печати. Издание такого альбома было бы кладом, крайне нужным театрам страны.
Художник широкого творческого диапазона, заслуженный деятель искусств Казахской ССР Всеволод Владимирович Теляковский стал прежде всего известен своими работами в области театрально-декорационной и станковой живописи. Его многочисленные живописные полотна вводят в сказочный мир изумительных поэтических образов, рожденных фантазией казахского народа.
В Казахстане, куда Всеволод Владимирович был сослан в годы сталинских репрессий и где прожил более четверти века, хорошо знают его театрально-декорационные работы. Десятки спектаклей оформил он в Академическом театре оперы и балета имени Абая, ТЮЗе, многих областных театрах. В числе этих простановок были «Кыз-Жибек», «Айман-Шолпан», «Козы Корпеш и Баян-Слу» и другие казахские национальные спектакли.
Любовно и трогательно он годами изучал казахское народное искусство, казахский костюм, предметы быта и обихода, сокровища казахского фольклора и эпоса. Герои эпических произведений пленили его воображение. Он запечатлел их в обширном цикле работ, насчитывающем более 20 произведений. Здесь и бесстрашные батыры – отважный Кобланды, великан Ер-Саин, Камбар, мужественный Ер-Таргын, закаленный в боях Алпамыс и ловкий Тулеген. Здесь скорбный мечтатель Асан Кайгы и убеленный сединами Коркут – этот Орфей из тюркского эпоса, повелитель звуков и творец домбры. Здесь лукавые пересмешницы - сестры Айман и Шолпан и нежные влюбленные Козы-Корпеш и красавица Баян. Многим из них посвящены по две, по три картины. Взыскательный художник не довольствовался достигнутым. Он искал все новые и новые решения излюбленных тем.
Более пятнадцати лет работал он над этим циклом. Отдельные работы не раз экспонировались на республиканских и союзных выставках, приобретены музеями и картинными галереями страны. Пожалуй, самой характерной чертой этих работ является романтическая приподнятость в трактовке образов героев казахского эпоса. При выборе сюжета художник стремится взять либо остродраматический момент, как, скажем, в «Смерти Тулегена», «Бое Кобланды», либо очень типичный для данного героя - например, Коркут играет на домбре, Камбар-батыр охотится за лисой, что позволяет наиболее полно выявить характер этих персонажей. Эмоциональность произведения заложена уже в его сюжете и композиции. Она усиливается романтическим пейзажем, динамизмом и экспрессией сцены (летящий по воздуху конь Кобланды) или тонкой передачей настроения с помощью света и цвета. Именно колориту принадлежит решающее слово в работах Теляковского, и здесь с особой силой сказался его театрально-декорационный опыт и видение.
Некогда, полемизируя с И. Е. Репиным по поводу его картины «Садко на морском дне», П. П. Чистяков указывал, что «не цвет воды задает тон, а веяние, впечатление от былины должны задать тон воде и всему». В работах Теляковского тон задается прежде всего самим эпическим произведением. Художник стремился воссоздать взятый им эпизод опоэтизированным, овеянным сказанием, таким, каким он сохранился в памяти казахского народа – эпически величавым и напевным.
Теляковский не увлекался деталями или, скажем, орнаментикой. Драматический разворот событий подчеркивался ритмической организацией композиции, резким контрастом эмоциональной окраски картин в их цветовом строе. Отсюда неожиданные порой сочетания красок – малиновая сопка на фоне блекло-желтого неба, подчеркнутого дымчатыми облаками в картине «Камбар-батыр на охоте» или темно-оранжевый небосвод и черно-коричневые зубчатые скалы в «Смерти Тулегена». Конечно, это в известной мере и декоративная условность, однако все подчинено раскрытию характера героя, раскрытию основной идеи картины.
Одной из наибольших удач художника представляется то, что он сумел определить меру «были и фантазии», найти правильное соотношение сказочного и реального, основываясь на жизненных заключениях, исходя из натуры.
Хочется привести отзыв о творчестве Теляковского такого глубокого знатока искусства, каким был выдающийся мастер советского кино Сергей Михайлович Эйзенштейн, в годы Великой Отечественной войны находившийся в Казахстане. Однажды, увидев у меня одну из работ Всеволода Владимировича, он сказал:
– Да ведь это – казахский Палех! Удивительно интересно!
Вгляделся попристальнее и с жаром заговорил о том, какой благодарный материал дают художнику казахский фольклор и эпос, почти не отраженные в ту пору в произведениях и изобразительном искусстве, какие прекрасные формы можно было бы создать по их мотивам. А о картине он сказал, что В. В. Теляковский нашел правильное решение сказочно-эпической темы и что сильной стороной его является верное понимание драматической функции света – важного средства эмоциональной выразительности. Проблема эта волновала тогда Сергея Михайловича, и потому, вероятно, он остановился на колористических качествах картины.
«Казахский Палех»! Думается, трудно найти более меткое определение для цикла работ В. В. Теляковского, в которых оживают герои казахского эпоса.
1965 год.
|