Десять лет назад по случаю 60-летия известного художника театра и кино, автора многих книжных иллюстраций, заслуженного деятеля искусств республики Кулахмета ХОДЖИКОВА состоялось открытие его выставки. Режиссеры, актеры, операторы, художники, литераторы, книгоиздатели, знатоки народного искусства — каждый находил в графических листах и эскизах юбиляра что-то созвучное собственной душе, вспоминая о днях совместной, может, и не всегда спокойной, но непременно плодотворной работы. Вот тогда-то и подошел к Кулахмету-ага молодой человек.
— Простите, — обратился он к аксакалу, — мне кажется, что эту сцену обручения Тулегена и Кыз-Жибек я уже видел на экране. Не заимствована ли она случайно вами из фильма!
Кулахмет-ага пожал плечами — слишком долго было все объяснять. Действительно, откуда знать юноше, что он, Ходжиков, провел подготовительный период фильма «Кыз-Жибек», и, отвлеченный другой, более срочной работой, передал эскизы замечательной художнице Гульфайрус Исмаиловой, осуществившей всю остальную, огромной сложности работу по оформлению картины. Откуда ведать, что легенда о «степных Ромео и Джульетте» всю жизнь волновала его воображение, и он долгие годы по крупицам собирал материалы уходящей старины. Что ж, если даже молодой, малоискушенный в искусстве зритель нашел сходство с киноизображением, он, художник, сделал свое дело, как надо.
Художник кино. Что включает в себя это понятие! Частично об этом может рассказать рабочий архив Кулахмета Конгырходжаевича. Он — отражение многолетнего накопления опыта, поиска изобразительных конкретностей, выработки исторических и творческих концепций. Он — зеркало духовных тяготений и радостей. Чего только ни встретишь среди записей, бумаг, зарисовок и документов, собранныхим за многие годы! Фотоснимки музейных экспонатов, в отдельные тетради занесенные из разнообразных источников сведения об одежде кочевников, архитектуре памятников старины, истории обычаев захоронения предков, убранстве юрты, жизни древних городов. Папки. Множество папок. Скопище знаний о знаменитом мавзолее Ходжи Ахмеда Ясави, мамелюке Бейбарсе, ставшем царем Египта, туркестанском восстании 1916 года, батыре казахской степи Хаджи Мукане, воспоминания детства, записанные со слов стариков и родителей рассказы, собранные воедино казахские легенды и сказания... Огромная исследовательская работа, которая в нужный момент оборачивается точностью беглого эскиза. Впрочем, беглость эта кажущаяся. Она — наработанное годами мастерство рисовальщика, непринужденность руки, следующей за мыслью и фантазией автора. Фантазией, которая основывается на исторически конкретном знании. И применяется это знание во время работы над фильмом тоже конкретно и целенаправленно.
— Кулахмет на редкость молчалив, — говорит о своем друге и, в общем-то, первом художнике нашего национального кино заслуженный деятель искусств Казахской ССР Марк Беркович. — Но его художническая потенция настолько велика, что для подкрепления своей точки зрения ему слова даже и не нужны. Мало кто осмелится оспаривать его эрудицию в области национального быта. Пример тому — фильм «Алдар-Косе» Шакена Айманова, где я был главным оператором, а Кулахмет вместе с Сахи Романовым — художником-постановщиком. Нам пришлось воссоздать огромный пласт времени, в которое предположительно существовал наш герой — острослов и весельчак Алдар-Косе. Одним из ударных эпизодов картины был Туркестанский базар, собиравшийся когда-то у мавзолея Ходжи Ахмеда Ясави. В пору съемок этот ценный памятник древности еще не начинал реставрироваться, его окружали пустыри и глинобитные строения позднего наслоения. И сколько исторической прозорливости, досконального знания архитектуры обнаружил Ходжиков, чтобы воссоздать далекую эпоху с ее атмосферой, оживленным настроением, пестротой торгового люда! Помню, с каким удовольствием Шакен Айманов утверждал его эскизы и как я гордился, что мне тоже выпадала честь ставить на них свою скромную фамилию. Они были настолько хороши и завершены, что хоть тут же снимай. Но, к сожалению, художественный фильм - не мультипликация, и приходилось строить. Но и строил он великолепно. Ведь художнику кино недостаточно нарисовать картину, нужно уметь выстроить и декорации. А Кулахмет пользовался чуть ли не мистическим уважением постановщиков, потому что все работы проводил с необычайной тщательностью, нередко участвуя в них сам как плотник. И я, главный оператор фильма, был абсолютно спокоен за достоверность исторического фона.
— Мне посчастливилось свой первый исторический фильм (до этого я работал на четырех картинах современной тематики) делать в соавторстве с Кулахметом-ага, — продолжает народный художник республики Сахи Романов. — К этому времени уже вышло несколько проиллюстрированных мною книг, я писал живописные полотна, был главным художником по прикладному творчеству Декады казахского искусства и литературы в Москве 1953 года. Все мне давало уверенность в том, что я берусь за свое дело. Однако энциклопедическая, я бы сказал, осведомленность моего старшего коллеги в этих вопросах не переставала удивлять меня. И как старательный ученик я черпал из него самые разные знания, вплоть до механики работы над эскизами. Он прекрасно владеет ремеслом графика, рисует, как правило, не с натуры, а извлекает все откуда-то из головы. Но что бы он ни изображал — лошадь, сбрую, колесницу, покрой костюма, архитектурную деталь, — все несет в себе непреложную печать времени. На том же восточном базаре в бывшей столице ханства в Туркестане он водрузил посреди площади огромный жертвенный котел для угощения дервишей и приезжих гостей. Конечно, это было бутафорское сооружение. Но оно копиистически повторяло подлинный бронзовый ритуальный котел, находящийся в Эрмитаже. Оказывается, в свое время генерал Перовский, увидев это удивительное сооружение, приказал перевезти его в Петербург. Кулахмет Ходжиков специально отправился в Эрмитаж и снял копию для будущего фильма.
- Папа хотел,- продолжает рассказ дочь Кулахмета-ага Сауле, - чтобы все в фильме было на исторической почве. И это понятно – ведь внимание к Туркестану в нашей семье было приковано давно. В свое время папин отец - Конгыр-ходжа был попечителем древних памятников старины, он занимался ими, будучи на посту председателя Профсоюза работников культуры. В компетенцию организованного им Казахского комитета старины входило заниматься охраной, раставрацией, сбором средств на нее, а также изучением всех памятников на территории нашей республики. И он сам этим всем занимался. Главное, он составил атлас-карту этих памятников, который стал впоследствии основным документом. В первую очередь он собрал все сведения о мавзолее Ходжи Ахмеда Ясави. Будучи этнографом и ориенталистом, он изучал также памятники Средней Азии, а при определении территории Казахстана как эксперт входил в организованную для этого комиссию. Это им были очерчены границы Казахстана, равно как выполнены карты нашей республики. И это понятно – ведь он был одним из самых просвещенных людей своего времени. Дед не только Туркестан предлагал взять под государственную охрану, но и Айша-Биби, иссыкские курганы, Отрар и все другие памятники. Кафедральный собор города Верного – Алма-Аты тоже он предложил не разрушать, а поместить там Госмузей. В свое время там у входа стояли скифские балбалы - это тоже дед привез их сюда, а потом поступило распоряжение их убрать, и папа использовал их при съемках фильма "Кыз-Жибек" в эпизоде гибели Тулегена от стрелы Кодара. Фигурировали они также в его в эскизах к другим фильмам. Балбалы - один из штрихов того, что собирал дед и пытался сохранить. Он же создал Киргизский (Казахский) институт народного образования в Казахстане и в Ташкенте. Сам он был человек молчаливый, как, кстати, и папа, но влиял на мнение окружающих. Он многое подсказывал людям, и его инициативы в области культуры претворялись. Многое делалось по его совету. В 1934 году этим самым Институтом народного образования была издана его работа "Памятники Семиречья", тогда же он создал карту-атлас этих раритетов и в первую очередь собрал все сведения о мавзолее Ходжи Ахмеда Ясави. Однако деятельность эта была трагически оборвана в 1938 году. Его как алаш-ординца арестовали, правда, по состоянию здоровья все-таки выпустили, но вскоре он умер. Теперь я думаю, вы понимаете, почему мне дорога судьба этого уникального мавзолея - он для меня как заветное и памятное дело моего деда, а потом и моего папы.
Поскольку мужчины в нашем роду были все ходжи, то личность и образ жизни Ясави наложили на них очень большой отпечаток. Поклонение, почитаниеими этого святого человека было настолько сильно, что дед назвал своего первенца Ходжой Ахмедом. Ходжа Ахмед, был старшим братом моего отца, оба они учились вместе с Аубакиром Исмаиловым, который тоже был художником, в Москве на курсах ВХУТЕМАСа. Ощущая себя в образе великого старца, Ходжа Ахмед свои работы так и подписывал: «Ясави».
Дед был к тому же еще и историк. Они с Асфандияровым, например, подготовили сборник "Прошлое Казахстана в источниках". Отец же мой помогал им - книги носил. В общении с ними сама собой появлялась у него вполне естественная причастность к давно минувшим временам. И в свое время я не раз убеждалась в том, что многие решения - где какую натуру снимать в фильмах - подсказывал отец. Наряду с известными историками он знал хорошо памятники. У нас была прекрасная библиотека по востоковедению, все деньги он тратил на книги и постоянно штудировал их. Пропадал, бывая в Москве, в букинистических магазинах - искал издания отца. Кое-что находил. Унаследовав таким образом духовное наследие деда моего Конгыр-ходжи, он после ареста его, а потом и своего старшего брата Ходжи Ахмеда возглавил духовную линию изучения истории.
Художник по призванию, папа был влюблен в народное искусство и очень много работал над костюмами казахов. Чтобы создать какой-то эскиз, он досконально изучал все, что могло относиться к нему. Делал это с документальной тщательностью – копировал нужные образцы из книг, ездил по Казахстану и встречался с мастерами, бывал на месте будущих раскопок Отрара. Еще археологов там не было, а он уже проводил свои исследования, зарисовывал обнаруженные им артефакты. Делал все так потому, что в свое время этим столь же тщательно занимался его отец Конгыр-ходжа. Он как бы шел по его стопам - Конгыр-Ходжа составил карту-атлас исторических памятников республики, а папа изучал и описывал их и делал нужные зарисовки. В свете этой преемственности и мавзолей Ходжи Ахмеда Ясеви стал очень важной для него заботой. И когда он приступил уже к съемкам фильма «Безбородый обманщик», то написал докладную записку тогдашнему министру культуры республики Ильясу Омарову, где подробно изложил идею будущего музея в Туркестане. Папа вообще был инициатором создания музееев народного творчества и этнографическогои аржеологического наследия казахского народа. Он хотел, чтобы у нас издавались журналы по прикладному искусству, хотел возродить народные ремесла, изготовление сувениров - аяккапов, куржунов, создавал на керамической фабрике комплекты посуды в виде юрт, повозок "Кыз-Жибек". У него было несчетное множество идей, и это все шло от отца и его родителей. Бабушка папы, мать Конгыр-ходжи, была великой сказительницей, а отец - лекарем-коновалом, лечил скот, но тоже знал много преданий, сказаний, легенд. Скажем, легенда о Кыз-Жибек передавалась в семье из поколения в поколение. Еще мальчишкой папа слушал множество сказок, хорошо знал фольклор и все это применял потом в своих фильмах. Это было как бы возвращение к тем истокам, которые наметил дедушка Конгыр-Ходжа, а также к своему детству. Ведь семья в те годы жила тут, в родном для нее Туркестане. Это святое место для папы, потому что здесь все - библиотека, старинные рукописи, изучение которых доставляло несказанное удовольствие, сделанные в процессе чтения рабочие записи - было пропитано духом Конгыр-Ходжи. Потом всю свою жизнь папа интересовался историей своего городаи уникального божественного мавзолея Ходжи Ахмеда Ясави. Нередко бывал здесь в командировках, и вот через полвека в составе съемочной группы фильма «Безбородый обманщик» вернулся сюда, чтобы выстроить город детской памяти во плоти.
Вообще-то семья наша претерпела большие гонения. Работы не было, дед переезжал из города в город, все сыновья рождались в разных местах. Дед учительствовал в школах, его шесть раз арестовывали за участие в Алаш-Орде, работал он на различных постах по землеустройству и других службах. Вошел он в Кокандскую автономию как секретарь - третье лицо в правительстве. Она сформировалась по прообразу правительства России как самостоятельное государственное образование, президентом ее был Мустафа Чокаев, премьер-министром Мухаммеджан Тынышпаев, а ответсекретарем как высоко просвещенный, знающий многие языки человек - Ходжа Ходжиков. Уже в наше время нашлись документы, где говорилось, что Конгыр-ходжа поставил вопрос о том, чтобы переименовать Киргизский край в Казахский. Не пора ли, сказал он, казахам называться казахами, а не киргизами. Но автономия, как известно, просуществовала недолго.
Таким образом, работа над экранным воплощением древнего Туркестана представляла для Кулахмета-ага не только художественно-исторический интерес, она возвращала его к тому, что было для него особенно дорого. Стремление изучить, исследовать, вобрать в себя красоту творений рук человеческих, чтобы потом вновь явить ее людям, — фамильное свойство династии Ходжиковых. Отец Кулахмета Конгырходжаевича был, как мы уже поняли, всю жизнь просветителем, мать Латипа Ходжикова – прекрасный мастер народно-прикладного и театрального искусства, первая женщина-художник, стоявшая у подмостков сцены в момент зарождения казахского театра. Их дом пользовался всегда беспредельным уважением земляков-кзылординцев. Рассказывают, что когда в 1925 году местному, только что организованному театру срочно понадобился художник для оформления спектакля-легенды «Каракоз» по пьесе Мухтара Ауэзова, Латипа поспешила на помощь, приведя за собой двух своих сыновей-подростков — Ходжу-Ахмета и Кулахмета. Проворные и смекалистые мальчишки быстро освоились с непонятной, загадочной для них обстановкой кулис. С восторгом раскрашивали они фоны и декорации будущего сказочного действа. Это было первое - взрослое! - приобщение к большому искусству. Поддавшись волшебству театра, братья остались пленниками прекрасного. Оба стали художниками, оба посвятили юность сцене.
Пятнадцать спектаклей современного и классического репертуара оформил с 1932 по 1938 годы Кулахмет-ага в Казахском драматическом театре. Причем, это же время включает в себя также занятия в Студии театральных художников ленинградского Большого драматического театра имени Горького, где он работал ассистентом художника. Так что когда в 1944 году руководство нашего республиканского Театра оперы и балета имени Абая обратилось к нему с предложением оформить одну из сложнейших национальных опер «Абай», он принял его с полной готовностью. Впрочем, в ту пору Кулахмет-ага принадлежал уже кино.
Повороты судьбы бывают столь неожиданны, что человек порой и сам не успевает опомниться. Так было и у Кулахмета. С объявлением войны он, как и все его ровесники, ушел на фронт. В это время в Алма-Ату эвакуировались «Мосфильм» и «Ленфильм» и вместе с Алма-Атинской студией кинохроники образовали Центральную объединенную киностудию — ЦОКС. Планировались фильмы-концерты, а также короткометражные киноновеллы на казахском материале. Нашлись писатели, актеры, драматурги. Не было художника. И случилось так, что именно в это время Ходжиков получил короткий армейский отпуск домой.
— Приехав в Алма-Ату, — вспоминает он, — неожиданно для себя я встретил художника и режиссера Моисея Зеликовича Левина. Я знал его по Ленинграду, он же снимал у нас в Алма-Ате первые казахские художественные фильмы «Амангельды» и «Райхан». Левин был обрадован встречей, но и был опечален, что в Союзе художников республики не осталось, кроме Абылхана Кастеева, ни одного казахского художника. Война разбросала их по фронтам. И Левину пришлось возглавить эту практически пустующую организацию. Тут же он сообщил, что по его ходатайству правительство Казахстана послало запрос в Наркомат обороны о возвращении меня с фронта. Кино... Неведомое, но такое притягательное, манящее искусство! Когда-то я сам ездил в аулы и крутил динамик передвижки, показывая эйзенштейновский «Октябрь». И вот теперь — не фантастика ли! — мне самому выпадала честь работать рядом с этим гениальным режиссером, в содружестве с такими мастерами, как Григорий Рошаль, Вера Строева, братья Васильевы, Ефим Дзиган, Евгений Птушко. Тогда все кипело и бурлило. И вот по горячим следам событий Рошаль и Строева взялись снимать героико-патриотическую ленту «Песнь о великане». Эпическая старина в ней перекликалась с подвигами воинов сегодняшних дней. Герой легенд - батыр Толагай жил рядом с отважным красноармейцем Тулегеном Тохтаровым. Я со всей страстью включился в работу. Все для меня было ново, все интересно. И прежде всего советы, разъяснения, указания Веры Павловны Строевой и Григория Львовича Рошаля. Ах, какое замечательное, одухотворенное было то время!
После оформления оперного спектакля «Абай» на музыку Латифа Хамиди режиссеры Григорий Рошаль и Ефим Арон пригласили Ходжикова быть художником на фильме «Песни Абая». Жизнь вышла на новый, более серьезный виток. Приходилось работать без устали, ибо кино не устраивали обобщенные театральные формы, нужна была достоверность и определенность во всем. Чтобы досконально изучить все, что окружало Абая, запечатлеть приметы его жизни, художник отправился на родину поэта. Скрупулезнейший сбор материала, долгие беседы с Мухтаром Ауэзовым, Григорием Рошалем, обговоры тех или иных сцен с оператором картины Пышковой – все это полностью захватило его. Здесь, на фильме, ему было интересно еще и потому, что он имел намного больше, чем в оперной постановке, возможностей для отображения самой темы и неограниченную свободу в выборе изобразительных средств. Он работал на открытой местности и создал эскизы как к натурным декорациям эпизодов «Аул Абая», так и к павильонным - «Свадебная юрта», «Юрта Еркежана», «Юрта Айдара». Рисовал он также и эскизы костюмов персонажей - Айдара, Нарымбета, Карлыгаш, Зейнеш, Азимхана и других. Удачными оказались изобразительные решения многих сцен благодаря его умению отобрать из суммы зрительных впечатлений самое характерное и значительное. Характерна в этом смысле запись старейшего киноведа страны Кабыша Сиранова по поводу снятого уже фильма. «Интересен суд биев, мизансценированный треугольником на склонах холма, - пишет он. - Вершину треугольника занимает аксакал биев – седобородый Сырттан, одетый в красочный национальный костюм... Запоминаются панорама аула, стада в долине, легкие облака на горизонте, весенние цветы. Везде соблюдено чувство меры, всюду отчетливая ясность, выразительность. В композиции и тональном решении кадров раскрывается внутренний мир персонажей».
Их, персонажей, было немало. Целая плеяда блистательных актеров национальной сцены — Калибек Куанышпаев, Капан Бадыров, Серке Кожамкулов, Елубай Умурзаков, Камал Кармысов, Шара Джандарбекова — прошла, что называется, через руки художника. Для каждого был придуман костюм, внешнее выражение характера с учетом индивидуальных особенностей грима. Впоследствии все, что было обретено Кулахметом-ага на фильме, дало возможность проиллюстрировать ему и сам роман «Абай».
В период работы на ЦОКСе Ходжикову пришлось сотрудничать с такими замечательными художниками, как Евгений Еней, Иосиф Шпинель, наблюдать, как работают другие мастера. Не раз попадали его эскизы и на строгий суд Эйзенштейна. Сам отличный рисовальщик, Сергей Михайлович ценил в них этнографическую точность и использовал рекомендации этого знатока восточного быта при съемках «Ивана Грозного». К сожалению, общение с Сергеем Михайловичем было не таким уж частым. Но память о нем осталась на всю жизнь. И как горько, как невыносимо было стоять Кулахмету во время похорон обожаемого режиссера в почетном карауле! Москва. Дом кино. Толпы народа, траурный тюль, печальная симфония. Уходит Учитель. Навсегда. Позже Кулахмет-ага напишет в дневнике: «Он оставил во мне глубочайший след и вселил убежденность в пристрастии к киноискусству. Не будь тогда Сергея Михайловича в Алма-Ате, может, и не быть бы мне сегодня».
После отъезда цоксовцев началась работа Кулахмета Конгырходжаевича над собственно казахстанскими фильмами «Это было в Шугле», «Мы из Семиречья», «Сплав», «Алдар-Косе», «Гаухартас». Данью любви к истории своей национальной культуры явилась также и документальная лента, снятая Абдуллой Карсакбаевым по сценарию Кулахмета Ходжикова «Народные ремесла казахов». Каждый фильм — этап, каждый фильм — толика опыта. Но в какой бы эпохе, обстановке, времени ни обживался художник, он всегда помнил, что корни национальной культуры восходят к древности, к истории народа, и что уроки, преподанные ему учителями, следует обратить на изучение этого бесценного наследия. В этом состоит кредо художника, в этом — смысл его жизни. |