Абрам Маркович ЧЕРКАССКИЙ
    Когда я училась в пятом классе, мой отчим познакомил меня с художником Абылханом Кастеевым. Тот посмотрел мои рисунки и говорит: "Окончишь семь классов, пойдешь к профессору Черкасскому". Ждать было долго, и я отправилась на поиски своего учителя заранее. Нашла в Алма-Атинском художественном училище. Стою перед ним: две косички и огромный, оранжевого цвета бант. Он так смотрит на меня и говорит: "А ты знаешь, что художником быть нелегко? Вполне возможно, ты всю жизнь будешь бедной, а то и голодать придется". "А я, - говорю, - и так умею голодать! И бедной тоже быть могу".
    Абрам Маркович был действительно профессор. В молодости он учился в Петербурге, в одной мастерской с Врубелем. Затем преподавал в Киевском художественном институте. Величина, талант, вольнолюбивый и восторженный человек, он был свободен, и мыслей своих не стеснялся. Приехал сюда, когда ему было уже шестьдесят. Вся голова его была белой-белой. И жгучие черные глаза.

 Абрам Маркович ЧЕРКАССКИЙ
    Когда я училась в пятом классе, мой отчим познакомил меня с художником Абылханом Кастеевым. Тот посмотрел мои рисунки и говорит: "Окончишь семь классов, пойдешь к профессору Черкасскому". Ждать было долго, и я отправилась на поиски своего учителя заранее. Нашла в Алма-Атинском художественном училище. Стою перед ним: две косички и огромный, оранжевого цвета бант. Он так смотрит на меня и говорит: "А ты знаешь, что художником быть нелегко? Вполне возможно, ты всю жизнь будешь бедной, а то и голодать придется". "А я, - говорю, - и так умею голодать! И бедной тоже быть могу".
    Абрам Маркович был действительно профессор. В молодости он учился в Петербурге, в одной мастерской с Врубелем. Затем преподавал в Киевском художественном институте. Величина, талант, вольнолюбивый и восторженный человек, он был свободен, и мыслей своих не стеснялся. Приехал сюда, когда ему было уже шестьдесят. Вся голова его была белой-белой. И жгучие черные глаза.

 
Народную художницу Казахстана Гульфайрус ИСМАИЛОВУ знает в республике едва ли не каждый. Замечательный живописец, автор портретов Шары Жиенкуловой, Куляш Байсеитовой, Шолпан Джандарбековой, Бибигуль Тулегеновой и других звезд нашего искусства, она, будучи художником, а потом и главным художником Государственного академического театра оперы и балета имени Абая, блистательно оформила тридцать оперных и балетных постановок. Благодаря ее таланту художника-постановщика красочно, колоритно и этнографически точно предстала на киноэкране известная всем легенда "Кыз-Жибек". Посчастливилось Гульфайрус выступить в кино и как актрисе. Обо всем этом записанный на репортер ее рассказ.
- С кино меня судьба свела в самом начале моего жизненного пути, - говорит Гульфайрус Мансуровна. - В 1950-м году после окончания Алма-Атинского театрально-художественного училища имени Гоголя, где педагогом моим был незабвенный Абрам Маркович Черкасский, я поехала в Москву поступать в Суриковку, то есть в Московский художественный институт имени Сурикова. Но там не было общежития, и меня на время приютила женщина-казашка, которая работала в Казахском постпредстве.

  Среди множества работ Гульфайрус ИСМАИЛОВОЙ особо выделяется картина, где изображено семейное трио: сама Гульфайрус, ее муж Евгений Сидоркин и их сын Вадим. Все они - художники. У всех одна любовь, одно устремление - искусство. Именно в таком самоощущении живет на полотне каждый из персонажей. Написанный в 70-х годах, семейный портрет этот не просто запечатленность. Он - жизненная позиция, раз и на всегда высказанное языком живописи кредо: мы - отец, мать и сын - ничем неразделимое целое. Триединство это начертано судьбой, и принимать его следует как безусловность.
    - Я посчитала своим долгом, - говорит Гульфайрус Мансуровна, - заявить об этом, чтобы раз и навсегда объяснить окружающим, кто есть мы, и тем самым расставить точки над "i". Точки эти весьма деликатного свойства, и касаются они пресловутой пятой графы, где я значусь казашкой, муж мой - русским, а сыну, вобравшему обе крови, по достижении 16-ти лет предстояло выбрать национальность самому. Какую именно, для нас с Женей было не так важно, потому что любя человека, меньше всего думаешь об этом.

Вышла в свет монография Гульмиры Шалабаевой "Евгений Сидоркин. Онтология художественного метода", посвященная 75-летию со дня рождения художника.   
    Как-то так получилось, что творчество такого мощного и своеобразного художника, как Евгений Сидоркин долго оставалось за пределами внимания искусствоведов. Ни одного серьезного исследования столь  значимого явления, как его иллюстрации к "Казахскому эпосу", "Казахским народным сказкам", "Киргизским сказкам", роману Ауэзова "Путь Абая" ни при жизни художника, ни после так и не появилось. Тем временем многие работы его перешли  в разряд хрестоматийных, легко узнаваемых, а у самого Сидоркина то и дело обнаруживаются последователи и подражатели. Перенимаются его идеи, композиционные построения, способ осмысления тем. Взять хотя бы излюбленный им и разработанный во множестве графических листов прием круга в сценах боевых схваток, поединков, казахских народных игр. На любой выставке два-три творения такого плана вам попадется, как пить дать. Впрочем, может, так оно и должно быть. Как истинный художник, Сидоркин, видимо, на порядок-другой опережал свое время, и искусствоведы не в силах были до конца осмыслить в тот момент прозорливость его идей. Ну, а коллеги - те с интересом наблюдали за творческими исканиями собрата, приобщаясь в то же время к особому, в глубь веков уходящему мировидению его и удивляясь необычности изобретенного им художественного языка.

Казалось бы, о художнике Евгении Сидоркине известно все. И, тем не менее, мало кто знает о том, что он был великолепным рисовальщиком. Карандаш был при нем повсюду - на пленере, во время поездок по стране, дома. Он рисовал в студенческой аудитории, собственной мастерской и во время бесконечно длинных  пленумов и заседаний. Наблюдательный глаз ловил на карандаш интересные лица, движения и состояния людей, натурой служили цветы и деревья, дети и старики, летящие в свободном движении всадники на быстроногих конях. С блокнотом он не расставался никогда. И потому за жизнь накопились сотни, тысячи рисунков, которые есть не что иное, как естественное проявление жизни. Именно они, эти наброски, зарисовки и этюды легли потом в основу таких замечательных графических серий, как "Казахский эпос", "Казахские народные игры", "Веселые обманщики", "Киргизские сказки", "Путь Абая", "Пантагрюэль и Гаргантюа", "История одного города". В фамильном архиве семьи - теперь это музей Евгения Сидоркина - сохранились также наброски и этюды, сделанные на съемочных площадках "Казахфильма", в основном во время работы жены Евгения Матвеевича - Гульфайрус Исмаиловой на фильмах "Ботагоз" и киноэпопее "Кыз-Жибек". 

   Евгений Матвеевич Сидоркин (1930-1982) - художник-график. Народный художник РК, лауреат Государственной премии республики им. Ч. Валиханова. Международные награды - Бронзовая и Золотая медали книжных выставок в Лейпциге, I премия и Золотая медаль Международных биеннале графики в Кракове, дипломы выставок в Венеции, Будапеште. Работы в книжной графике: книга "Басни" С. Михалкова, иллюстрации на темы казахских народных сказок "Веселые обманщики", "Казахский эпос", серии "Казахские народные игры", "Читая Сакена Сейфуллина", "Киргизские сказки", "Аксакалы", "Путь Абая" Мухтара Ауэзова, "Из мглы веков", "История одного города" М. Е. Салтыкова-Щедрина, "Пантагрюэль и Гаргантюа" Ф. Рабле.

    Новых работ заслуженного деятеля искусств республики, лауреата Государственной премии Казахской ССР Евгения Матвеевича Сидоркина всегда ожидаешь с нетерпением. Не только потому, что они оригинальны по форме: предвкушаешь встречу с умным, размышляющим художником. Работающий много в книжной графике, Е. М. Сидоркин в своих иллюстрациях не столько следует за сюжетом литературного произведения, сколько стремится к образной передаче его духа. И это стремление ему, как правило, удается. Он умеет быть ироничным и гневным, лириком и певцом героического, ему как художнику доступны бытовые и возвышенные стороны жизни.

Морозным утром 22 декабря 1849 года на Семеновском плацу в Петербурге Федору Михайловичу Достоевскому, участнику социалистического кружка Петрашевского был объявлен приговор-расстрел: "За распространение письма литератора Белинского, полного дерзких выражений против православной церкви и верховной вла¬сти". Казнь была заменена четырьмя годами каторжных работ в крепости с последующим определением в рядовые. Так начались годы изгнания великого русского писателя, па¬мять которого ныне отмечается во всем мире.
Каторгу Федор Михайлович отбывал в Омске, а с 1854 по 1857 год служил в дисциплинарном батальоне в Семипалатинске. Омский период своей жизни он ярко отразил в письмах к брату Андрею и в "Записках из мертвого дома". Подробно освещено в ряде работ и пребывание его в Семипала¬тинске 1). Поэтому нет необходимости останавливаться на биографических моментах, связанных с пребыванием Достоевского в Казахстане. Нас интересует другой вопрос - как отражена в творчестве писателя тема Казахстана, каковы его казахстанские впе¬чатления, его дружеские связи с казахами.

   Говорят, вечнозеленые растения бессмертны. Они не подвластны времени. Не подвластно времени также большое искусство и лучшие люди его. Они живут в своих произведениях. Таким был Всеволод Владимирович Теляковский - этот удивительный человек, добрый потрясающе скромный, трепетно влюбленный в искусство, простодушный и жизнелюбивый.
    Мне трудно и радостно писать о нем. Радостно, потому что я любил его и восхищался его творчеством. Трудно оттого, что жизнь его была причудлива и драматична. Ее не уложить в скупые строки.
    Сын виднейшего театрального деятеля царской России, директора императорских театров, автора известных мемуаров Владимира Теляковского, Всеволод Владимирович вырос в атмосфере искусства. Его учителями были А.Я. Головин,  К.А. Коровин – прославленные мастера театрально-декорационной живописи, вписавшие блестящие страницы в историю русского искусства. От них Всеволод Владимирович воспринял тонкое ощущение колорита, любовь к щедрым краскам, неисчерпаемую фантазию и острое чувство стиля. На эти особенности творчества Теляковского обратил в свое время известный французский художник Морис Дени, у которого Всеволод Владимирович учился в Париже.

Весной 1941 Эйзенштейну предложили поставить в Большом театре оперу почитаемого Гитлером Вагнера "Валькирии", на что Эйзенштейн был вынужден согласиться. На предложение Эйзенштейна сделать кино о деле Бейлиса А.А. Жданов ответил, что "эта тематика не представляет интереса", предложив снять фильм об Иване Грозном. 1-я серия фильма (1945), воспевшая идею великодержавности, была удостоена Сталинской премии, 2-я серия не вышла на экран, т.к., по мнению ЦК ВКП(б), высказанному в постановлении от 4 сентября 1946, не удалась ("Режиссер Сергей Эйзенштейн во 2-й серии фильма "Иван Грозный" обнаружил невежество в изображении исторических фактов, представив прогрессивное войско опричников Ивана Грозного в виде шайки дегенератов..."). Встреча И.В. Сталина, В.М. Молотова, А.А. Жданова с Эйзенштейном и артистом Н.К. Черкасовым в феврале 1947 года дала возможность переработать картину, но очередной, смертельный инфаркт Эйзенштейну не позволил этого сделать. Фильм был показан только в 1958 году.
                                Интернет, проект «Хронос».Голгофа Эйзенштейна